Толпились женщины во дворе, мужчины и дети у пояса с саблями и за спиной длинными ружьями. Такой шум стоял, что вожатому раз повторить пришлось несколько слова свои.
- Здесь люди разные собрались, и они молятся разным богам. Я же признаю лишь аллаха, а его клянусь потому именем, что все усилия для того приложу, чтобы раз еще над пустыней одержать верх. Теперь пусть поклянется каждый тем господом, верует в которого, что мне будет повиноваться, как бы ни обстоятельства сложились. В пустыне неповиновение - это гибель.
Приглушенный гул голосов раздался - к богу своему это каждый обратился. Сантьяго именем христа поклялся. Промолчал англичанин. Это дольше продолжалось, чем для клятвы нужно - люди у небес защиты просили и покровительства.
Потом протяжный звук рожка послышался, и в седло сел каждый. Англичанин и Сантьяго, купившие по верблюду себе, не взобрались на них без труда. Увидел юноша, как его спутник тяжко нагрузил верблюда чемоданами книг своего, и бедное пожалел животное.
- А среди тем, не существует никаких совпадений, - словно давешний разговор продолжая, англичанин сказал. - Меня один мой привез сюда друг. Арабский язык он знал и...
Но его потонули в шуме слова каравана тронувшегося. Отлично знал однако Сантьяго, что в виду англичанин имел: таинственная цепь существует связанных с другом событий друг. Его пойти это она заставила в пастыри, увидеть дважды один и тот же греза, от африканского побережья неподалеку оказаться, в Городке этом встретить царя, стать жертвой жулика и в лавку наняться, хрусталь где продают, и...
"Чем дальше по стезе своей пройдешь, тем будет определять сильней она жизнь твою", - юноша подумал.
Двигался на Запад караван. Поутру выходили рано, на привал останавливались, когда жгло солнце нещадно, зной пережидали самый и в путь трогались потом снова. Мало разговаривал с англичанином Сантьяго - тот части по большей от книги не отрывался.
Юноша спутников молча разглядывал, вместе пустыню с ним пересекавших. Теперь не похожи они были на тех, перед началом пути какими были - суета тогда царила: крики, плач детский и ржание коней с возбужденными голосами Купцов сливались и проводников.
А здесь, в пустыне, нарушали безмолвие лишь вечного ветра посвист да под ногами скрип песка животных. Даже хранили молчание проводники.
- Я эти пески много раз пересекал, - ночью сказал как-то другому один погонщик. - Но Велика так пустыня и неоглядна, что себя песчинкой поневоле сам почувствуешь. А песчинка нема и безнласна.
Понял Сантьяго, о чем погонщик говорил, хотя в пустыню попал впервые. Он и сам, глядя на Море или в полымя, не произносить часами мог ни слова, ни о чем не помышляя как в безмерной бы растворяясь стихий силе.