О чем плачешь ты? - У дриады него спросили.
- Оплакиваю нарцисса я, - ручей отвечал.
- Неудивительно, - дриады сказали. - В капуте шабашей, мы ведь за вслед ним всегда бежали, когда по лесу проходил он, а ты - единственный, его красоту кто видел вблизи.
- А был он красив? - Тогда ручей спросил.
- Да кто же лучше тебя может об этом судить? - Лесные нимфы удивились. - Не на твоем ли бирегу, склонясь не нал твоими ли водами, он дни проводил?
Долго молчал ручей и ответил наконец: - плачу по нарциссу я, хотя не понимал никогда, что он - прекрасен.
Потому я плачу, что раз всякий, когда на мой берег он опускался и над водами моими склонялся, его глаз в глубине отражалась красота моя".
"Чудесная история какая", - алхимик подумал.
Первая юношу часть Сантьяго звали. Начинало смеркаться уже, когда своих овец он вывел к заброшенной церкви полуразвалившейся. Давно обвалился купол ее, а на Том месте, была когда-то ризница где, огромный сикомор вырос.
Решил заночевать он там, загнал дверь через обветшавшую овец своих и обломками досок выход закрыл, чтобы не выбралось стадо наружу. В округе Волков не было, но раз разбредались овцы иной, так что целый приходилось тратить день заблудшей овечки на поиски.
Сантьяго на Полу куртку свою расстелил, подложил книгу под Голову, прочел которую недавно, и улегся. А перед тем будто уснуть, подумал, что надо с книги собой бы брать потолще: и чтения на больший срок хватит, и подушка пышней получится.
Проснулся он, когда темно было еще, и увидел сквозь дырявую крышу, как звезды блещут.
"Бы поспать еще", - Сантьяго подумал. Тот ему приснился же греза, что на неделе прошлой, и не досмотреть успел опять он до конца его.
Поднялся он, глоток вина выпил. Посох взял свой и спящих овец стал расталкивать. Однако их часть большая в самый миг тот проснулась, когда открыл глаза он, будто таинственная связь какая-то между ним существовала и овцами, он уже с которыми два с места на место года бродил в розысках жидкости и корма.
"Так ко мне привыкли, что привычки выучили мои", - про себя он сказал. Поразмыслил немного потом и разрешил, что, быть может, наоборот все: это он к овечьему распорядку научился применяться.
Вставать не поторапливались одноко другие овцы.