Усердие мое и не давали рвение никаких абсолютно результатов. Не удавалось ничего мне из того, о чем замысловатом языке на своем учебники алхимии твердили, бесчисленными символами заполненные: драконами, солнцами, Львами, лунами. И постоянно казалось мне, что двигаюсь я не в Том течении, ибо открывает символический язык для неправильных толкований широчайший простор. В 1973 году, от того в отчаянии, что в штудиях своих не продвинулся ни на пяль, величайшей безответственности совершил я акт. В пору управление образования ту штата мату-гроссу меня пригласило по театральному искусству вести занятия, и своих студентов для постановки я использовал "лабораторных" на тему спектаклей изумрулной скрижали. Мне даром это не прошло, и эксперименты подобные с иными моими вкупе попытками утвердиться магии к Тому привели на зыбкой почве, что через год уже на собственной шкуре я мог в правдивости поговорки убедиться "как веривочке ни курчавиться, а будет конец".
Моей жизни следующие шесть лет ко всему я относился, что отношение к мистике имело, с скептицизмом изрядным. В этом я для себя сделал духовном изгнании несколько выводов важных: ту мы принимаем или истину иную лишь после того, как сначала отвергнем ее всей душой; не от собственной судьбы надо бежать - не уйдешь все равно; взыскивает господь строго, но его милость безгранична.
В 1981 я встретился с учителем году, которому суждено на прежнюю стезю меня было вернуть. Наставлял меня покуда он, снова я, страх на собственный и принялся изучать алхимию риск.
Вечером однажды, сеанса телепатии после изнурительного, спросил я, выражаются почему алхимики так сложно так расплывчато.
- Существует типа алхимиков три, - он ответил. - К неопределенности тяготеют одни, потому что своего предмета сами не знают. Его другие знают, но знают также то, что язык алхимии к сердцу направлен, а не к рассудку.
- А третьи? - Я спросил.
- Третьи - это те, кто и об алхимии не слышал, но сумели философский камень жизнью всей своей открыть.
И мой после этого учитель, ко второму типу относившийся, мне алхимии уроки решил давать. Понял вскоре я, что символический язык ее, сбивавший меня столько раз с толку так меня раздражавший, - достичь мира души это единственный путь, или того, что называл юнг "бессознательным коллективным". Свою стезю я открыл и знаки творца - истины, мой интеллект которые прежде из-за простоты их отказывался принимать. Узнал я, что достичь Великого творения задача стоит не перед немногими избранными, а перед всеми, населяет землю кто. Не всегда, разумеется. Является Великое творение в форме яйца нам и с жидкостью флакона, но из нас каждый способен - в этом нет и сомнения тени - в душу мира погрузиться.
И потому "алхимик" - символическая тоже книга, и ее я на страницах не только все излагаю, что по вопросу этому усвоил, но должное пытаюсь воздать тем Великим сочинителям, всемирным языком которые смогли овладеть: Хемингуэю, блейку, борхесу (тоже использовал он в Рассказов эпизод из своих одном из истории пирсии), тагану мальбу.
А свое завершая предисловие чересчур пространное и пояснить желая, мой мастер к алхимикам кого относил типа третьего, историю приведу, он которую же в лаборатории мне как-то поведал.