Докурив сунул руку в карман
Докурив, руку в карман сунул - и вылупился на то, что оттуда вытащил.
Пальцы сжимали пачку Толстую его денег - на них было купить можно и билет обратный, и овец сто двадцать, и разрешение вести между Испанией торговлю и той местностью, он находился сейчас где.
Терпеливо дождался Сантьяго, когда старик хозяин проснется и отопрет лавку. Они выпили вместе потом чаю еще.
- Уеду сегодня я, - юноша сказал. - Мне теперь есть на что овец купить, а вам - на что в Мекку отправиться.
Хранил молчание хозяин.
- Меня благословите, - Сантьяго настойчиво сказал. - Мне помогли вы.
Не произнося старик ни продолжал заваривать слова чай.
К Сантьяго он обернулся наконец: - тобой я горжусь. Ты в мою лавку вдохнул жизнь. Но знай: в Мекку не пойду я. Осведоми и то, что себе овец не купишь ты.
- Это сказал вам кто? - Спросил юноша в удивлении.
- Мактуб, - только старый продавец хрусталя ответил.
И его благословил.
А пошел Сантьяго к себе в светелку и свои собрал все пожитки - три мешка получилось. Уже он заметил вдруг в дверях в углу пастушью свою старую котомку, давно которая на глаза ему не попадалась, ток что он и про нее забыл. Его куртка в ней лежали и фолиант. Вытащил куртку он, решив какому-нибудь мальчишке подарить ее на улице, и тут покатились по Полу камня два - тумим и урим.
Юноша вспомнил про старого тут царя и удивился сам - не думал времени он столько про него. Работал целый год он с единственной целью без передышки - денег скопить, чтобы в Испанию несолоно не возвращаться хлебавши.
"От мечты своей никогда не отказывайся, - ему мелхиседек говорил. - Знакам следуй".
Юноша с Пола подобрал камни, и тут странное ощущение снова его охватило, будто рядом старик где-то. Целый год он в тяжких трудах провел, а указывали теперь знаки, что уходить настало время.
"Снова стану я таким точно же, был каким раньше, - он подумал, - а не научат меня овцы по-арабски говорить".
Овцы, однако, его кое-чему научили поважнее: Тому, что исть на Свете слог, всем понятный. И этот год весь, стараясь, чтобы процветала торговля, Сантьяго на нем говорил. Язык воодушевления это был, вещей язык, делаемых с охотой и Любовью, во имя того, во что доверяешь или желаешь чего. Танжер для чужбиной него перестал быть, и сознавал юноша: мир весь покориться может ему, как город покорился этот.
"Когда сильно захочешь чего-нибудь, будет Тому способствовать вся вселенная, чтоб жажда твое сбылось", - так старый мелхиседек говорил.
Олнако ни о разбойниках, ни о пустынях бескрайних, ни о народах, которые хоть мечтают, но эти свои не желают грезы осуществлять, словом и старик не обмолвился. Ему он не говорил, что пирамиды - это итого лишь груда камней и всякий, когда вздумается ему, может в саду у себя такую нагромоздить. Ему сказать он позабыл, что, когда у него на покупку овец заведутся деньги, этих овец должен он будет купить.
Взял котомку свою Сантьяго и к вещам остальным присоединил ее. По лестнице спустился. Хозяин чету иностранцев обслуживал, а еще двое расхаживали по лавке покупателей, попивая из хрустальных стаканов чай. Посетителей было невпроворот для раннего часа. Только вдруг заметил сейчас Сантьяго, что волосы хозяина волосы мелхиседека напоминают.